Ознакомительная версия.
– Бабка явно не из тех, кто легко сдается, – говорю я вслух. – Другие в таком состоянии даже во двор на лавке посидеть не выбираются, а эта – ишь, цветы продавать ходит. Она мне по душе.
– Мне тоже, – кивает Оми. – К тому же у мальчишки жизнь и без нас вполне интересная.
– А лысый лично мне совсем не нравится! – Встревает Санн. – Но не потому, что лысый. А… А потому что!
– Спасибо, что объяснила, – вежливо говорю я. – Теперь все, наконец, стало ясно.
– Но ведь действительно ясно, – ухмыляется Оми. – Не придирайся.
И начинает сдавать.
Санн, как всегда, бурно возмущается его удивительной способностью сдавать ей исключительно неприятную дрянь. Однако это не мешает ей выкладывать комбинацию за комбинацией. Еще немного, и на столе закончится место. Это досадно, мне хотелось бы выиграть старуху. Санн наверняка уже сочинила для нее добрую дюжину прелестных девчачьих историй об обретении молодости, усыновлении чудесного младенца, случайной встрече с былой любовью, или внезапной горячей дружбе с королевой местных фей. Старушке, скорее всего, понравится, но лучше все-таки доверить это дело мне. Честное слово.
Словно бы в ответ на мои мысли, Санн, а затем и Оми сбрасывают ровно те карты, которые мне требуются. И я – оп-ля! – заканчиваю первым. К их нескрываемой досаде.
– А я тебе так верила, – скорбно говорит Санн. – Так верила. Как самому родному человеку. Замуж бы пошла, если бы позвал, вот честное слово! Но уж теперьто ни за что не пойду. Теперь я тебя знаю! С самой, заметь, неприятной стороны.
Подсчет, впрочем, показал, что очков у Санн больше чуть ли не вдвое. Но это как раз ничего. Ее подсказки дела не испортят. Мою историю вообще ничем не перешибешь.
– Ну, во-первых, – небрежно говорю я, – ясно, что никакая это не бабка. А джинн. Заключенный разгневанным и хитроумным господином в сосуд из плоти, а не из меди, как делали прежде.
– Боже! – Санн картинно хлопает себя по лбу. – Ну конечно! Как я сразу не догадалась.
– И сколько тысячелетий ему еще так шаркать? – озабоченно спрашивает Оми. – Джиннов обычно надолго проклинают.
– В том-то и штука, что господин решил мерить срок заключения не годами, а шагами, – торжествующе говорю я. – Обрек беднягу сделать сто тысяч шагов, понадеявшись, что в таком ветхом теле он и тысячи не одолеет. Но наш джинн проявил стойкость, и обретет свободу уже сегодня, как только…
Я собирался сказать: «Как только свернет за угол», – но Санн меня перебила. Что ж, имеет право.
– Как только продаст последний букет, – восхищенно выдыхает она. – Отдаст его, предположим, какому-нибудь унылому умнику, который с пяти лет полагает, будто знает, как устроен мир, и чего от него ждать. Сделает шаг в сторону – скажем, чтобы взять свою кошелку. И это окажется самый последний шаг! И джинн метнется в небо огненным столбом, прямо у всех на глазах. Представляете, какой переполох поднимается?! Кто-то завизжит, кто-то перекрестится, кто-то пустится наутек, завоют псы и заревут младенцы, а охранник магазина «Зара» позвонит в полицию, но в целом, обойдется без особых жертв. И то-то наш умник попляшет!
– Поправка принимается, – говорю я. – Так даже лучше. Спасибо, Санн.
– Весело, – резюмирует Оми, затягиваясь трубкой.
В его устах «весело» – это даже круче, чем «ничего так» в моих.
– А теперь я сдаю, – объявляет Санн. – Давай сюда карты.
Санн всегда тасует долго. Ей просто нравится это занятие, и улица Радвилу послушно пустует, сколько заблагорассудится Санн. Наконец из-за угла выходит высокий мужчина с этюдником. Одетый при этом, как солдат великой армии какой-нибудь неведомой, но прекрасной страны: камуфляжные штаны и такая же кепка, украшенная пучком попугайских перьев, изрядно вылинявшая на солнце оранжевая майка и высокие ботинки цвета берлинской лазури. Коротко стриженные темные волосы выкрашены в тон ботинкам; в целом, композиция более чем удалась. И кому как не Санн ее оценить.
– Он прекрасен, – вздыхает Санн. – Я его хочу.
– Сперва тебе придется его выиграть, – хладнокровно замечает Оми.
Санн снова вздыхает и начинает сдавать карты.
Но в этой партии снова везет мне.
– Вот это уже совсем нечестно! – Возмущается Санн. – Я тут сижу, такая красивая. А ты у меня выигрываешь и выигрываешь. Лукаво! Вместо того, чтобы простодушно проиграть.
– Да я бы с радостью, дорогая. Но ты сама сдала мне все эти замечательные карты. Своими руками. Они не из моего рукава.
– А кто тебя знает, – ворчит Санн. – Ладно уж, давай, рассказывай. Только чур моего прекрасного мальчика не обижать! Смотри мне!
– Да кто ж такого обидит, – говорю я. – На следующей неделе твой прекрасный мальчик найдет на холме калейдоскоп фей, узоры которого, как известно, повторяют самые прекрасные фрагменты невидимых человеческому глазу миров, причем в ритме, наиболее благоприятном для смотрящего, что делает их притяжение совершенно неодолимым. Художник подберет вещицу, чтобы подарить соседскому ребенку, глянет одним глазом, и пропадет – известно, что бывает с людьми от фейских игрушек. Но ничего страшного не случится. Потому что у него есть… Ну, предположим, очень надежный друг. Который придет, встряхнет, приведет в себя, заставит поесть. Для чего еще и нужны друзья. А потом сам заглянет в калейдоскоп. И тоже пропадет, потому что ничего прекрасней откроющихся ему переменчивых узоров нет на этой земле. Но тут уж наш художник приведет друга в чувство. Так и будут проводить время, пока не привыкнут к ослепительной красоте настолько, что смогут сами, добровольно от нее отрываться, когда пожелают. И никто не умрет от истощения, сжимая в скрученной судорогой руке волшебный калейдоскоп. Хотя с иными счастливчиками подобное порой случается. Но самое главное, конечно, не это, а…
– Художник станет рисовать увиденные узоры? – Перебивает меня Санн.
Не выдержала. Ее можно понять и простить. Тем более, что это не подсказка, а догадка. Причем совершенно верная.
– Он даже выставку этих картин устроит, – говорю я. – Год-полтора спустя, чего тянуть. И узоры калейдоскопа фей увидит так много людей, что на трижды трех калькуляторах сосчитать невозможно. И все останутся живы, потому что картина – это все-таки умеренно волшебный объект. Оторваться трудно, но можно. А вот забыть уже не получится. Никогда. И после этого мир окончательно изменится к лучшему. Хотя даже и не знаю, куда еще.
– В мире, действительно изменившемся к лучшему, я буду выигрывать у вас хоть иногда, – ворчит Санн.
Впрочем, она совершенно довольна. Ее любимчик пристроен наилучшим образом. Угодить Санн очень просто, было бы желание. У меня оно обычно есть.
Пошел второй круг, снова моя очередь сдавать. Псы Оми, успевшие собрать дань со всех завсегдатаев «Старой Лодки», угомонились, вернулись к хозяину и улеглись под стол подремать. Теплая тяжелая голова Фреки доверчиво лежит на моей ноге. Я стараюсь сохранять неподвижность и тасую карты. А по улице Радвилу ковыляет юная девица на таких высоченных каблучищах, что ее променад больше похож на цирковое выступление, чем на обычную прогулку. Мы с Санн, переглянувшись, взрываемся от безмолвного хохота, а Оми говорит:
– Она сумела вас развеселить, а это – немалая заслуга.
– И то верно, – киваю я. – Годится.
Эту сдачу наконец-то выигрывает Санн.
– Пустяковый, конечно, успех, – с наигранной сдержанностью говорит она. – Но все равно хорошо. Наконец-то мне стало приятно с вами играть. И вы даже кажетесь мне, не побоюсь этого слова, милыми. Хотя я знаю вас не первый год. И могла бы не питать иллюзий.
– Не тяни, – говорит Оми. – Что с барышней?
– О, с барышней все прекрасно, – улыбается Санн. – Я как ее увидела, сразу поняла, что каблуки – это не следование моде, а домашнее задание.
И умолкает. Такая уж у нашей Санн манера рассказывать. Еще и удивляется, что никто не понимает ее с полуслова. Словно живет в мире, где все без конца занимаются чтением мыслей друг друга. А вслух говорят только если хотят продемонстрировать красивый тембр голоса – глядите, как я умею.
Впрочем, почему «словно».
– Что за задание? – хмурится Оми.
Я пока помалкиваю. Но тоже хмурюсь.
– Ну как же. Девочка учится пению. У нее очень хороший учитель. Немного эксцентричный, но кто без греха? Порой он дает ученикам необычные домашние задания, на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к певческому мастерству: станцевать в супермаркете, переправиться на плоту через реку, добраться автостопом до моря, или вот, к примеру, прогуляться на каблуках непривычной высоты. Учитель уверен, что все это благотворно влияет – и на голос, и на всего человека целиком. И он совершенно прав! Если только сидеть дома и петь, легко упустить самое главное.
Ознакомительная версия.
